Узнав о том, что директор и арт-директор галереи «Дирижабль» собираются в гости к художнику Леониду Евгеньевичу Оленеву, я решила напроситься с ними.
Уже подходя к дому, мы увидели, как Леонид Евгеньевич машет нам с балкона третьего этажа. С порога меня представили ему как журналиста, который хочет написать статью про талантливого местного художника.
«Да какой я художник? У меня даже мастерской нет», – отвечает Леонид Евгеньевич.
На самом деле, мало у кого из современных художников есть свои мастерские. Выставочных залов становится всё меньше, выставляться негде. Большинство художников не знают на что жить. Это раньше членам Союза художников России давали мастерские, обеспечивали красками, а сейчас это просто звание.
«Я мог бы ещё в 54 году вступить (в Союз художников прим. ред.) – рассказывает художник, – когда был участником всесоюзной выставки. Мне тогда в колонном зале сама Лепешинская жала руку (прима-балерина Большого театра прим. ред.). Мы там жили 12 дней за счёт государства. Всего из Челябинска туда попали 8 человек, в том числе и я. Я это на всю жизнь запомнил. И надо было тогда сразу подать документы, а я подумал: «Да зачем мне это надо». А сейчас вот дома мажу сижу»
Все стены в гостиной завешаны работами художника. Одна из них – «Глубинка», зимний пейзаж с деревушкой. Раньше на переднем плане была изображена повозка. Галина Михайловна (жена) попросила сделать снег посветлее, а Леонид Евгеньевич взял, и закрасил почти всю картину. Пришлось восстанавливать пейзаж самой, по фотографии. Это уже четвертый вариант «Глубинки», первый был признан лучшим на Российской выставке художников – ветеранов Великой Отечественной Войны.
Из галереи мы привезли Леониду Евгеньевичу два его этюда, еще два были проданы. Один из них – этюд с лодкой, это один из первых этюдов художника. Когда-то он хотел использовать его в создании картины, а потом решил писать по памяти, но картина не получилась, и про этюд забыли. Позже Галина Михайловна нашла его в закромах. Край холста оказался порванным, работники галереи его склеили, починили и приобрели для своей коллекции.
До недавнего времени Леонид Евгеньевич выезжал рисовать на натуру. Сейчас не позволяет здоровье. Вот что рассказал сам художник:
«Раньше я на Оке ездил, отличная машина была. Галя со мной везде ездила, помогала. Встану на машине, выйду, пройдусь потихонечку и говорю ей: «Вот сюда принеси мне этюдник». Она мне приносит, я сажусь на стульчик и начинаю писать. Долго не пишу, максимум 2 часа, быстро мажу. Все, кто со мной ездил, удивлялись, как я так быстро делаю. А я и сам удивляюсь. Надо уметь видеть. Я быстро определяю место, точку, откуда можно написать хороший этюд, этого никто у меня не отнимет. Этюд не напишешь хорошо, если ты не прочувствуешь место. Через себя надо пропускать, тогда получится.
Однажды поехали на Тургояк, на лодочную станцию. Заехали в ворота, а охраник нам говорит: «Езжайте отсюда! А то сейчас закрою ворота и здесь останетесь!». Выгнал нас. Наверное, думал, что я шпион.
Бывало, приедем на этюд, разложим этюдники, а бабки смотрят как на шпионов, думают это аппаратура. Один раз меня даже арестовали. Когда строили дорогу до Ильменского заповедника, установили шлагбаум. Я шлагбаум проехал, встал на пригорке рядом с лесником, и стою, мажу. Этюд закончил, всё сложил и стал выезжать. Только подъехал к шлагбауму: хлоп! Закрыли. Гляжу, самосвал едет на всех парах, подъезжает, а оттуда выходит товарищ в шинели. Ну, думаю, попался я. Подходит: «Вы кто такой?». Я, говорю, художник, показываю ему что нарисовал. А он говорит: «Ты туда больше не лезь, с тобой об этом ещё побеседуют». Выхожу на работу, я тогда на заводе работал, и парторг меня вызывает. Говорит, звонили из горкома партии, сказали туда больше не соваться. Ну нельзя и нельзя.
А потом я ещё раз попался. Поехали мы с одним художником в Златоуст. С Мишей Метряшкиным, он из Москвы, член Союза [художников], окончил институт имени Сурикова, факультет политического плаката. Поехали мы до Александровской сопки, он куда-то в лес пошёл, а я давай гору мазать. Сижу прямо на обочине дороги, гляжу, машина едет. Гляжу, остановилась. Выходит опять в шинели: «А, это ты Оленев? Опять здесь!». Услыхал, что в лесу ещё кто-то есть, туда пошел. А Миша достал своё удостоверение, тот извинился и уехал. Вот что значит удостоверение!»
Раннее детство Леонида Евгеньевича прошло в достатке. Они с родителями жили в большом доме в старой части Миасса. Отец работал путейщиком, а мать была домохозяйкой. По рассказам Галины Михайловны, мама художника была очень красивой и стильной женщиной, сама себе шила платья. Отец умер, когда мальчику было 4 года, а его брату 6. Женщине без образования, которая ничего не умела, пришлось самой кормить двоих детей. Она продала всё, бралась за любую работу: шила мешки, грузила зерно. Потом устроилась работать в столовую, с тех пор дела в семье немного наладились
Первая жена Леонида Евгеньевича умерла от инсульта. С Галиной Михайловной художник познакомился, когда ей было 58, а ему 78. Через год они зарегистрировали брак.
«Когда я за него замуж выходила, он был красивый такой. Волос белый с голубизной, волной вот так. Щёки розовые, лицо без одной морщинки», – делится Галина Михайловна.
По словам Галины Михайловны, у них много общего. Она очень любит живопись, и является первым критиком работ Леонида Евгеньевича. В последнее время она и сама начала писать. На стене в гостиной висит её натюрморт с жёлтой розой, недавно закончила два зимних пейзажа, а сейчас делает копию картины «Купание красного коня», в подарок сыну. Леонид Евгеньевич подсказывает жене, даёт советы, она к ним прислушивается.
«До того, как мы с ней сошлись, я никогда так не писал», – говорит Леонид Евгеньевич.
За рассказами время пролетело незаметно. Мы стали собираться домой. Когда мы вышли из подьезда и стали усаживаться в машину, Леонид Евгеньевич смотрел на нас с болкона третьего этажа и махал рукой.
Выделите ее и нажмите Ctrl + Enter